Значительно меньший резонанс вызвало заявление другого архиепископа, Екатеринбургского высокопреосвященного Викентия, который осудил православных женщин не желающих носить в публичных местах платки и поставил им в пример мусульманок, которые не только хотят, но и требуют права на ношение хиджаба.

"Я не понимаю, почему мусульманки не боятся и не стесняются, даже маленькие и молодые. Вот они стали пред Богом, перед Аллахом, как они выражаются, и боятся, что Аллах их накажет. А почему мы не боимся Бога, чтобы Господь нас не наказал?" - заявил владыка, отвечая на вопросы в прямом эфире телеканала "Союз" и радиостанции "Воскресение", опубликованные на сайте Екатеринбургской епархии. "Если каждый проникнется страхом Божиим и желанием выполнять волю Божию, то потихонечку и все начнут ходить, в этом ничего зазорного нет" — заявил архиепископ.

Для многих исламофобов как то, так и другое заявление двух очень разных архиепископов – свидетельство наступления ислама, торжества «шариатской дикости», путь к «Мечети Парижской Богоматери». Однако надо понимать, что антиисламизм бывает разный. Бывает антиисламизм, основанный на защите своей традиции, своей культуры, своей веры от агрессивного наступления иноэтнического, инокультурного и инорелигиозного начала. Антиисламизм замешанный на возмущении нападками одиозных деятелей типа Нафигуллы Оширова на Россию и русскую православную культуру, попытками заставить русских перестать быть русскими и православными.

Но бывает и совсем другой антиисламизм. Антиисламизм из теплохладности. Антиисламизм, который рассматривает ислам как одну из немногих живыхрелигиозных традиций в мире где и православие, и католичество, и тем более англиканство и протестантизм кажутся отброшенными европейцами и европействующими за ненадобностью, где во главу угла нового Символа Веры положены Гомосексуализм, Развод, Аборт и Эвтаназия, как истинные «европейские ценности». Скажем, с такой позиции в начале 2000-ных демонстрировал «антиисламский традиционализм» голландец Пим Фортейн, защищавший традиционную культуру Нидерландов – гей-браки и курение марихуаны.

Такой «обмирщенный» антиисламизм вряд ли может вызвать симпатию. Он не более чем брат близнец столь же обмирщенной «толерантности». И христианину, если он относится к своей вере мало-мальски всерьез, мусульманка в хиджабе никак не может быть более чужда, чем пламенный защитник абортов. Другое дело, что Россия не приходила и никогда не придет к мыслям, подобным мыслям Роуэна Уильмса. И совсем не из нетерпимости к мусульманам. Скорее напротив — из значительной степени терпимости, происходящей из устойчивости и приверженности собственной традиции.

В Российской империи компактно проживающие мусульманские меньшинства никогда не лишались права жить в соответствии с собственным законодательством. Даже такие весьма экстравагантные для современного европейского мира обычаи как многоженство никаких препятствий не встречали. В христианской миссионерской апологетике, посвященной обращению мусульман, дается даже рекомендация… апеллировать к наличию трех жен, составляющих, однако, одну семью, как к аргументу, иллюстрирующему единство Пресвятой Троицы.

Однако становилась ли Россия от этого мусульманской страной? Возможно ли было включение шариатских норм в общегражданское законодательство? Разумеется нет. И практика терпимости и преследовала в качестве одной из целей исключение малейших недоразумений в вопросе по какому закону живет большинство граждан России — по христианскому. Впрочем, и в Британии в том же XIXвеке ситуация была аналогична.

Во многом аналогичная она и сегодня. И Британия и Россия, хотя и в меньшей степени, пережили полную секуляризацию общества в сочетании с наплывом большого количества мигрантов из мусульманских стран, которые этой секуляризации не пережили. И эти мигранты достаточно часто выставляют шариат как повод, чтобы не подчиняться светским законам. Но вот только в том-то и дело… как повод. Не более того. Требования мусульманских общин в Британии и по всей Европе, отдельные поползновения в России с заявлением права «жить по своим законам», на самом деле скрывают нежелание жить вообще по каким-либо законам. Являются не более чем удобной риторической завесой для анархии, контролируемой исключительно неформальными мафиозными лидерами, порой притворяющимися лидерами религиозными.

Требования разрешить жить по шариату скрывают, на самом деле, требования «вся власть толкователям шариата» и полный отказ в подчинении гражданским властям. Логика варварского «переселения народов» здесь неустранима и безусловна. И пожелания примаса Англиканской церкви — это не только духовная капитуляция, но и политическая благоглупость, попытка предложить британским мусульманам то, что им совершенно не нужно. Впрочем, для Британии, отрекшейся и от своей империи, и от своих традиций, и от идентичности, другого выбора, кроме таких благоглупостей, не остается.

К тому же не надо забывать, что «толерантность к мусульманам» в таких вопросах как запрет на библии, на кресты, на рождественские ёлки и т.д. — не более чем повод. Ни в одной мусульманской стране, если там не правят фанатики-ваххабиты, ничего этого христианам никогда не было запрещено. «Мусульманскую» карту разыгрывают прекрасно всем известные антихристианские силы. Разыгрывают исключительно с целью продолжения наступления на Христианство, которое уже велось и под флагом секуляризма и атеизма, и под флагом терпимости к иудеям, и под флагом оккультизма и неоязычества.

Несколько иначе обстоит дело в России. Здесь восстановление традиционных социальных и идеологических структур. В том числе и проявленная готовность «посостязаться» с мусульманами в верности традиционному облику является, фактически, лучшим противоядием против экспансии. Сосуществование двух мощных традиций из которых одна является доминирующей и в численном, и в политическом отношении и ревностна в оберегании своего статуса попросту не оставляет места для тех «системных дыр», которыми сегодня пользуются мусульманские и псевдомусульманские сообщества в Европе. Пользуются отнюдь не для сохранения своей традиции, а для «дожевывания» того, что осталось от европейской.

Русский проект.